ИОВ МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ

В эти пасхальные дни, 19 мая Церковь вспоминает последнего русского императора Царя Николая (1868–1918). Эта память необычна тем, что в этот день отмечается день его рождения. Наверное, эта дата вряд ли бы сохранялась в непосредственной церковной памяти, если бы не то таинственное совпадение, по которому именно в этот день в богослужебном календаре Церкви всегда совершалась память праведного Иова Многострадального. Благочестивый Царь Николай, несомненно, знал об этом совпадении. Более того, в роковые дни, по историческим свидетельствам, он вспоминал об этом, словно ему было свыше открыто, что это совпадение было неслучайно, но таило в себе особенное предзнаменование.

Молитвами мучеников созидается Церковь. Таинство Церкви – Евхаристия совершалась первыми христианами на гробницах первых свидетелей Христовых. Свидетелей, потому что именно так переводится с греческого языка новозаветное слово «мученик». Первым таким мучеником, свидетелем библейской веры, был Сам Господь Иисус Христос. По слову Апокалипсиса, Он – «Аминь, Свидетель Верный и Истинный, Начало Создания Божия» (Откр.3,14).

Нам, христианам последних времен, очень важно задумываться над смыслом подвига свидетелей Христовых на историческом пути Церкви в Царство. Подготовка прославления во святых Царя Николая сопровождалась дискуссиями. Было немало тех, кто возражал против канонизации. Некоторые видели в самих этих возражениях признак разномыслия и смуты. Однако, это не так. Ведь через сами разногласия Сам Господь, Хозяин Истории, призывал Свою Церковь, как общество верующих, вдуматься в смысл святости. Ибо святость, в новозаветном понимании, это то, чего от христиан ждет Господь Бог. Парадоксальным образом, свидетельство святых мучеников Христовых в истории следовало некоему особенному замыслу, который удивительным образом воспроизводит последовательность Символа Веры.

«Верую во Единого Бога», - говорится в начале. При чтении этого текста важно, более того, необходимо, остановиться, сделать своего рода придыхание, прежде чем добавить: «Отца и Вседержителя»: Отца нашего и Вседержителя всего. Достаточно вспомнить первых мучеников, в особенности, мучеников первых трех веков христианства, чтобы убедиться в том, что они били убиваемы за Единого Бога, то есть за монотеистическую веру. Они становились мучениками за свидетельство о том, что кроме Одного, Единого, Единственного Бога, нет никого. Известно, что язычники, в особенности, римские язычники, были не против того, чтобы Христос был частью их многобожного пантеона. Библейская иудейская религия считалась древней, а, потому, была дозволена законами. Но язычников просто бесило, то есть делало одержимыми то, что христиане, подобно иудеями, отказывались почитать всех прочих богов. Более того, христиане считали языческие божества демонами. Свидетельство первых мучеников, согласно их житиям и страданиям, это единобожие, то есть вера в то, что Бог Един, Один и Единственен. Христианство – это всегда строгий и последовательный монотеизм.

«Верую во Единого Господа Иисуса», - провозглашает Символ Веры. Мученики следующих веков, пострадавшие от приверженцев иранского зороастризма, ближневосточного монотеизма, а также азиатских и дальневосточных религий страдали за Христа. Уже начиная с VII века принуждение отречься от веры в Господа Иисуса – Единого, Единственного Господа и Владыки жизни и смерти – делалось повсеместным в Африке, Сирии, Палестины, Месопотамии, а впоследствии и Малой Азии и Балкан. Прежде эти страны находились под властью Христианских Императоров, но затем отошли к новым завоевателям. Свидетельство этих мучеников было свидетельством за Христа. Они исповедовали, что Господь Иисус – Мессия, Спаситель Мира, Бог, вошедший в историю, Богочеловек, Царь и Бог. «Смерть Твою, Господи, возвещаем и Воскресение Твое исповедаем», - как об этом говорится в древних литургиях.

«Верую в Церковь». Исторический путь Православия в течение столетий приводит нас ко времени, когда человечество направилось на сражение с Церковью. Объявило ей антихристов «бескрестный крестовый поход». «Раздавить ее!», - провозглашал философ Вольтер. «Мы покажем людям последнего попа!», - кричали большевики. Как Французская Революция 1789, так и Русская в 1917, первым делом начинали с разгрома Церкви Божьей. Святые мученики этих времен, которые, впрочем, продолжаются, ибо Церковь бывает преследуема, страдали за Церковь. Поэтому, не следует удивляться, что гонители и мучители не требовали у новомучеников отречения от Христа, не ждали знамений и чудес, как это было в случае древних мучеников. Им было это безразлично, и они убивали за принадлежность к Церкви. Как данность и таинство, пребывание в Церкви неизгладимо, а потому безбожники убивали христиан за саму очевидность принадлежности к видимому обществу верующих и потому уничтожали христиан.

«Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века», - звучат заключительные слова Символа. Сегодня сомнению подвергается само человечество. «Бог, Христос, Церковь, Человек»: завершая эту последовательность текста Символа Веры, безбожие начинает преследовать христиан. Оно пытается осмеивать, угрожать, дискриминировать, выдавливать на обочину общества за само признание божественного достоинства человеческой природы; за ее неизменяемость, суверенитет и неприкосновенность. Богом дарованная, богочеловеческая, библейская истина о человеческой непреложности, о человеке, как Образе Божьем, не подлежит сомнению.

По сути, это спор о натуре и культуре, о природе, которую библейская вера признает непреложной и причастной таинству, и которую современность делает предметом манипуляций, и считает, что она не существует в реальности, но является всего лишь частью культуры. Сюда относятся идеологии перемены полы, трансгуманизма, тотальной виртуализации и цифровизации и всевозможных манипуляций с человеческим естеством. В этом кроется опасность безбожия дегуманизации, то есть расчеловечивания. Потому ныне время исповедания подлинности человечества. Эта истина основана на исповедании подлинного человечества во Христе Иисусе, которое раскрывается в событии Вознесения Господа на Небеса, то есть догмате о том, что у Бога, отныне и навсегда, бьется человеческое сердце.

Человечество человека - не «собственность», но Дар Божий во Христе Иисусе (ср.Рим.6:23) - Подлинном Боге и Подлинном Человеке (ср.Ин.19:5). Бог воскресит всякого человека в последний день, восставит всякую плоть в первозданной славе, по образу Воскресшего из мертвых Царя Славы Господа Иисуса. Как в словах Книги Иова: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит их праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (Иов 19;25-27).

Пожалуй, в этом последнем «вероучительном пункте мученичества» мы наиболее приближаемся к пониманию образа святость Царя Николая. Здесь не важны становятся голоса, раздававшиеся против его прославления, и говорившие об отсутствии к нему требования отречься от Христа, об обычной светской жизни правителя, политических ошибках, и прочем. Всмотревшись в сохранившиеся биографические черты его жития, становится очевидным чрезвычайная порядочность, библейское благородство и подлинность этого человека во Христе. Это образ человека без подлости, без злоупотребления властью, с принятием данного Богом в обстоятельствах жизни, вплоть до отречения, ареста и гибели.

Даже когда само Государство, народ в лице определенных своих представителей, более того, в весьма значительной степени, сама Церковь отреклись от него, или, по меньшей мере, просто проигнорировали его исчезновение, вначале с престола, а затем из числа живущих, Николай никого не злословил, не призывал к отмщению, не завещал наказать или потребовать покаяния от кого бы то ни было.

По свидетельству биографов, Николай повторял слова Христа о прощении для распинателей (ср.Лк.23:34), помнил о Многострадальном Иове, в день памяти которого родился. В этой человеческой подлинности его подвига явлено было действительное свидетельство о настоящем богодостоинстве всякого человеческого бытия. Николай отрекся от Царства, но не отрекся от своего человечества. Этот христианский отказ на уговоры и призывы сказать или сделать что-либо несовместимое с библейским убеждением о человеке может и должен вдохновлять.