СВЯТОЙ ПРЕСВИТЕР СЕВИР

10 июля (27 июня) Церковь чтит память пресвитера Севера. Святой жил в Италии в VI веке. Память о нем сохранилась «Собеседованиях о жизни италийских отцов и о бессмертии души» святителя Григория Великого (590–604). В этом «Италийском Патерике» Григорий, называемый в нашей традиции «Двоесловом» от греческого слова «собеседования», то есть диалоги, в названии его знаменитого произведения, сохранил от забвения имена святых, о которых более никто бы не вспомнил.

Повествование италийского патерика предельно просто. Будучи выходцем из старинного римского рода, высоко образованным и богословски одаренным диаконом, а затем епископом, Григорий «умел различать знамения времен» (Мф.16,3). В своих трудах он обращался к простому народу, зная, что, выражаясь современным языком, только «аналоговый способ» повествования о вещах божественных, подобный библейскому, сможет сделать благовестие понятным каждому. Не случайно позднейшая западная православная традиция назовет Григория «Августином для Народа».

Наша же Церковь, как бы совершая некий транс-семантический перевод, с «западно- на восточный православный» язык, назвала его «Двоесловом», то есть неожиданно буквально и, по сути, современно «Человеком Диалога». Ибо смыслы Духа Святого – Полифония Бога.

Согласно «Собеседованиям» Папы Григория, Север был священником в селении Интерокриум, современном итальянском городке Антродоко, в центральной Италии, относительно недалеко от Рима. В одноименной городу долине был храм во Имя Пресвятой Богородицы, в котором и пресвитерствовал, то есть был священником и пастырски возглавлял местную общину верующих святой Север.

С римской лаконичностью Григорий говорит о нем лишь одно: «Север был человеком чудной жизни». Вспоминается повествование из Книги Судей: «Ангел Господень сказал ему: что ты спрашиваешь об имени моем? Оно чудно. (…) И сделал Он чудо и поднялся в пламени жертвенника» (Суд.13;18-20). Священническая святость в Древней Церкви произрастала от постоянного принесения Евхаристической Жертвы в память о последней вечере Господа Иисуса в земной жизни. Воспроизведение этого ключевого события евангельской истории, которое придало крестной пути Спасителя добровольность в человеческой повседневности день за днем было и есть подлинным ежедневным чудом в жизни христиан.

«Однажды прислали за пресвитером с просьбой посетить, как можно скорее, один дом, где умирал отец семейства. Умирающий просил священника прийти, чтобы очистить совесть его Таинством Покаяния», - пишет Григорий В этих простых, повседневных в своей невыносимой легкости теряемого бытия словах, голос опыта благочестия почти двух тысячелетий и сотен поколений истории людей. Это просьба о напутствии Евхаристией, каковы бы ни были география, эпоха, пространство и время.

При этом, важно понимать, что во времена пресвитера Севера таинство покаяния было по-настоящему Вторым Крещением. Оно совершалось единожды в жизни над отпавшими, через тяжкие, непоправимые, фатальные грехи от Общения Церкви. Будучи совершена руками Самого Христа до Крестного Страдания, Евхаристия совершается в Церкви везде, на всяком месте, во всяком времени, всегда. Прочие таинства совершались один лишь раз. Исходя из этой тео-логической логики Древней Церкви, просьба к пресвитеру Северу прийти и принять Покаяние «отца семейства» была чрезвычайно важна.

«Когда пришли посланные, пресвитер был в саду – обчищал деревья». Услышав просьбу, «он обещал немедленно прийти. Но видя, что немного уже оставалось доделать в саду, пресвитер несколько помедлил, чтобы окончить начатое». За этими простыми словами «аналоговой речи о Боге» раскрываются подлинно библейские образы. Это и Евангелие от Иоанна, где Господь говорит о Себе, как о Виноградаре: «Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой – виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает» (Ин.15;1-2). Это и Апокалипсис с неумолимым свидетельством о конечности, и окончании, завершаемости и завершении всего до времени живущего и пребывающего на Земле: «И иной Ангел, имеющий власть над огнем, вышел от жертвенника и с великим криком воскликнул к имеющему острый серп, говоря: пусти острый серп твой и обрежь гроздья винограда на земле, потому что созрели на нем ягоды» (Апок.14,18).

Пресвитер Север обещал немедленно прийти, но замедлил. «Умирающий умер», - пишет Григорий. Здесь вспоминается рассуждение Августина о бесполезности всякого рассуждения о том, смертен ли человек или нет. «Ибо ты уже мертв», - говорит Августин. «To live is to die», - как в знаменитой песне «Металлики». Человек словно синоним смерти, как в мыслях некоторых философов современности.

Согласно Григорию, когда Север наконец-то поспешил к умирающему, посланные уже возвращались ему навстречу и сообщили, что больной уже умер. И вот здесь, в этом самом месте повествование Григория почти дословно воспроизводит сказанное о воскрешении дочери Иаира в Евангелии от Луки, - «дочь твоя умерла, не утруждай Учителя» (Лук.8,49). Подобно халифу Харун-Аль-Рашиду на улицах славного Багдада в рассказах древности, слово Отца Церкви облачается в одежды простолюдина, чтобы пройти незаметным среди народа. Так раскрывается, чтобы тотчас скрыться мысль о путях священнического призвания.

Умиравший умер без примирения с Церковью. И, со всей очевидностью понимая, что Второе Крещение, подлинное покаяние и принятие назад в лоно Древней Церкви, не знавшей профанации и формализма, просто не могло бы совершиться по причине «окончания времени» (Откр.10,6) для того конкретного, но навеки оставшегося безымянным человека, мы, живущие в 21м веке христиане, можем, в отличие, пожалуй, от большинства читателей «Диалогов» Григория в последующие после него века, когда исповедь превратилась в рутину и повторение, попытаться понять, что же на самом деле произошло.

«Услышав это, пресвитер сильно испугался и громогласно называл себя убийцей больного. В слезах пришел он к одру умершего, с рыданием повергся пред ним на землю и называл себя виновником его смерти». Быть может, Пресвитер Север в принципе не мог успеть к умирающему по причине недостатка времени. Но его милосердное сердце, питаемое «чудной жизнью» в Благодати, возделывании Виноградника Божия и Евхаристии, приняло на себя вину в смерти грешника, отождествило себя с его грехом, с его стыдом и его «потерянной славой», которая представляет собой одно из определений греха. Так святость подлинного и праведного священства принесла плод.

«Трое взяли мою душу из тела и повели ее по местам мрачным. Но вдруг увился навстречу нам Прекрасный по Виду. Обратившись к ведшим меня, он сказал: «Возвратите его, потому что о нем слезно плачет Пресвитер Север, и Господь даровал эту душу его слезам», - рассказывал умерший, возвращенный к жизни ходатайством святого. Ибо святой Север, в своем плаче об умершем, полагал жизнь свою за друга своего (ср.Ин.15:13). Он сумел не только отображать Христа в Евхаристии, пребывающего во века, но и отождествить себя с грешником, который умирал навсегда.

Вспоминая пресвитера Севера, Церковь, в его лице, одновременно, обращается за молитвенным ходатайством ко всем тем, «сто сорока тысячам запечатленных» (Апок.7,4), удостоенным святости от Бога праведным священникам и мирянам, имена которых до нас не дошли. «Они омыли и убелили одежды свои Кровью Агнца» (Апок.7,14), - говорится в Откровении в дерзновенной поэтической красоте раннего христианского литургического гимна, каковым первоначально являлся этот новозаветный текст. Вдохновляясь новозаветным текстом и священным повествованием жития мы просим: «Святой пресвитер Север, моли Бога, да сохранит от забвения смерти нас».